From Russian journalist Roman Super's telegram channel. 5th September 2022.
Guilt eats me up every day. Each day I think about something that was within my power that I did not do. I think about the things that I did not say, and how I did not cut ties in time with all those wearing ‘Z’ t-shirts now. It seems to me that I am more guilty than everyone else. Each day I recall some conversation or situation. And yesterday, I spoke with someone very close to me. He told me that NATO is expanding eastwards, that Russian has to be the state language in Ukraine, and that Ukrainian nationalists are infringing on the Russian-speaking population. I sat in silence; I’m no longer able to say anything. I feel absolutely powerless.
It turns out that in my family people are actually not so tolerant towards those of other nationalities. Since childhood, I recall family members calling Ukrainians ‘khokhli’, people from Caucasus ‘churki’, and so forth. I remember very clearly the moment when I first felt that something about this was not quite right. I was 12. We were on a train that belonged to the Ukrainian railways. Mama began to complain that “khokhli have uncomfortable mattresses”. I thought, “But don’t we have the same ones?” But I said nothing. A few years later, I vaguely remember the moment when I said to her: “You do understand that Ukraine is a separate country, Mama, separate.” I do not even remember what the conversation was about, but voices were raised.
In 2004, I got a computer and my entire life moved to the internet. I got acquainted with a boy, Zhenya, from Kyiv. I fell in love. I was 14, and he was 18. The love was not mutually reciprocated at all. Without telling my mother, I went to the Ukrainian Cultural Centre on the Arbat to learn Ukrainian. Not so much because I expected it to impress Zhenya, but because I felt there was some kind of cultural divide between us. If I were to overcome this, I would have a chance. Yet, something else happened. In psychology, there is the concept of “adjusting motives to a goal”. When some action is executed under the influence of an outside factor, it becomes valuable in and of itself. I got really lucky with my teacher at the Ukrainian Cultural Centre. She was wonderful, utterly passionate about her work. She infected everyone around her with her enthusiasm. While absolutely indifferent to my school literature curriculum, I would spend nights reading Vasyl Barka and Serhiy Zhadan. Mama was less than thrilled but did not pursue any further discussions with me.
Then lots of other things happened. I visited Western Ukraine many times, and I have many memories. The father of my friend began to speak with me in Russian. At first everyone was in shock - but then really laughed. Or - there we sitting around in a bar in Lviv, just before New Year. Half of us speak Russian, half speak Ukrainian, and the bar’s owner, English. Or there I am standing on the platform at the Lviv train station, with a Russian passport in my hands. Crimea has already been annexed. And no one, not one person says anything to me. Nobody bothers me.
Then yesterday, I am sitting in a car…my friend is telling me that NATO is expanding eastwards….
I learned Ukrainian, but it seems that there is some other language that I do not understand, and will never understand. And most important of all, I cannot explain anything, even to those closest to me.
----
Чувство вины сжирает меня каждый день. Каждый день я думаю о том, что не сделала что-то, что было в моих силах. Не сказала, не разорвала вовремя отношения со всеми теми, кто носит сейчас футболки с Z. Мне кажется я виновата больше, чем все остальные. Каждый день я вспоминаю какие-то разговоры и ситуации. А вчера я долго разговаривала с одним очень близким мне человеком. Он мне рассказывал что НАТО расширяется на Восток, что русский язык на Украине должен быть государственным, что украинские националисты ущемляют русскоязычное население. Я сидела и молчала, я больше ничего не могу говорить. Я чувствую абсолютное бессилие.
Так сложилось, что в моей семье не слишком уж толерантно относились к людям других национальностей. С детства, я помню, члены моей семьи называли украинцев - хохлами, кавказцев - чурками и т.п. Я очень четко помню момент, когда впервые почувствовала, что с этим что-то не так. Мне было лет 12. Мы ехали на поезде, принадлежащем украинской железной дороге. Мама начала жаловаться на «хохляцкие неудобные матрасы». И я подумала: «Но у нас же такие же?». Но ничего не сказала. Через несколько лет я смутно помню момент, когда я говорю ей «Понимаешь, Украина – это отдельное государство, мама, отдельное!». Я вообще не помню к чему был этот разговор, но он был на повышенных тонах.
В 2004 году у меня появился компьютер, вся моя жизнь переместилась в интернет. Я познакомилась с мальчиком Женей из Киева. И влюбилась. Мне было 14, ему 18. И влюбленность моя была не взаимна совершенно. Ничего не сказав маме, я пришла в Украинский культурный центр на Арбате, чтобы учить украинский. Не то чтобы я ожидала, что это произведет на Женю впечатление, но мне казалось, что между нами есть какая-то культурная пропасть. И если я её преодолею, то у меня появятся шансы. Но произошло другое. В психологии есть понятие «сдвиг мотива на цель». Когда какое-то действие, совершаемое под воздействием внешнего фактора, становится ценным само по себе. В Культурном центре Украины мне очень повезло с преподавательницей. Она была прекрасная, настоящая фанатка своего дела. Она заражала своим энтузиазмом всех вокруг. Будучи абсолютно равнодушной к школьной программе по литературе, я ночами читала Василия Барку и Сергея Жадана. Мама была вообще не в восторге, но ни в какие дискуссии больше со мной не вступала.
Потом было много чего ещё. Я много раз была на Западной Украине, у меня много воспоминаний: вот папа моего друга начинает говорить со мной на русском языке. И все сначала в шоке, а потом очень смеются. Вот мы сидим под Новый год во львовском баре. Половина из нас говорит по-русски, половина по-украински, а хозяин заведения – по-английски. Вот я стою на львовском вокзале с русским паспортом в руках. Крым уже аннексирован. И никто, ни один человек мне ничего не говорит. Никто не трогает меня.
И вот вчера я сижу в машине. И мой друг рассказывает мне о том, что НАТО расширяется на Восток…
Я выучила украинский язык, но, видимо, есть ещё какой-то язык, который я не понимаю и никогда не пойму. Но самое главное, что я ничего не могу объяснить, даже самым близким для меня людям.